Срочно приезжайте! — сказала медсестра.
Когда пришла в больницу и увидела точную копию сына, обомлела…

Ольга собиралась на работу, когда зазвонил телефон.
— Срочно приезжайте! — голос медсестры был напряжённым, почти дрожал. — Пациент без документов. Он… он как две капли воды похож на вашего сына.

Ольга выронила чашку. Сердце застучало.
— Вы ошиблись. Мой сын… мой сын погиб три года назад.
— Пожалуйста, просто приезжайте.

Она прибежала в больницу быстрее, чем думала возможно. Сердце гремело где-то в горле. Словно не ноги несли её, а сама душа.

Он лежал на больничной койке. Молодой мужчина — весь в ссадинах, с перебинтованной головой. Спал. И лицо… Лицо её Ильи. Тот же шрам на подбородке. Та же родинка на шее. Та же привычка сжимать губы, будто что-то не даёт расслабиться.

Ольга села рядом, молча. Руки дрожали. Она боялась прикоснуться. Боялась… надеяться.
— Кто он? — прошептала она.

Медсестра пожала плечами:
— Нашли его без сознания на трассе. Документов нет. Не говорит. Иногда кричит по ночам. «Мама!» — и всё.

Ольга не могла отвести глаз. Всё внутри переворачивалось.
«Это невозможно. Илья погиб. Я видела его. Хоронила его…»

В палату зашла врач:
— Мы сделали ДНК-тест. И… вам нужно знать правду. Этот парень — действительно ваш сын.

Ольга вскочила. Мир пошатнулся.
— НЕТ… НЕТ! Как?.. Кто же тогда…

— Ваш сын, вероятно, выжил после той аварии. Возможно, кто-то его подменил в морге, или произошла ошибка. Он мог потерять память. Это редкость, но бывает.

Она не слышала больше ничего. Только стук собственного сердца.
Он зашевелился.
Открыл глаза. Взгляд остановился на ней. Нахмурился, испуганно отшатнулся.

— Кто вы?..

Ольга разрыдалась. И в этих слезах было всё: боль утраты, три года жизни в пустоте, и робкая надежда, что, возможно, её мальчик ещё здесь.

Она подошла ближе. Осторожно взяла его за руку.
— Я… твоя мама, Илья.

Он смотрел, не моргая. И вдруг… тихо, как будто нащупывая давно забытое слово, прошептал:
— Мама?..

Ольга закрыла глаза. Это слово было всем.
Она обняла его. Снова. Спустя три года тишины. Спустя три года боли.

Теперь у неё снова был смысл жить.

Прошло несколько дней. Ольга не отходила от Ильи ни на шаг. Она кормила его с ложки, рассказывала истории из детства, приносила его старые фотографии. Он слушал, как ребёнок, — удивлённо, настороженно. Иногда улыбался, а иногда отворачивался, будто что-то внутри него болело сильнее, чем он мог вынести.

— Ты всегда боялся темноты, — говорила она, поправляя на нём одеяло. — А потом, когда тебе было семь, ты сказал, что больше не боишься, потому что будешь защищать меня. Помнишь?

Он покачал головой.
— Извини, — тихо сказал он. — Я… очень стараюсь. Но в голове всё как в тумане. Я не знаю, кто я. Не помню тебя. И чувствую себя… ужасно. Как будто предаю кого-то, кого должен знать.

Её сердце сжималось каждый раз, когда он это говорил.

Но однажды ночью она проснулась от его крика. Он сидел на кровати, сжимая голову руками.
— Пожар! Там был пожар… Мама! Мама, не уходи!

Ольга подскочила, обняла его.
— Я здесь, я с тобой.

Он дрожал, будто вернулся из какого-то кошмара. А может, из воспоминания.
— Я был в машине… был кто-то ещё… девочка… — Он замолчал, побледнел. — Я не один был. Почему я… выжил?..

На следующее утро он сказал, что хочет поехать туда — на место аварии. Он должен знать.

Они поехали вместе. Дорога была долгая, тяжёлая. Сердце Ольги ныло от страха: «А вдруг он вспомнит что-то, что отдалит его от неё навсегда?»

Остановились у старой берёзы у обочины. Она всё ещё была чёрной от копоти.
— Здесь… — прошептал он. — Мы ехали с Настей. Моей сестрой. Я… я отвлёкся на телефон. Потом… удар. Всё.

Он опустился на колени.
Ольга тоже села рядом, обняв его за плечи.
— Ты сделал всё, что мог, Илья. Это была трагедия, но ты жив. И я здесь. Мы пройдём через это. Вместе.

Он поднял глаза. В них уже не было пустоты. Только боль, и… узнавание.
— Мам…

Она не сдержалась. Разрыдалась прямо в его объятиях.

Это было не просто возвращение. Это было — новое рождение.
Он возвращался. Не сразу. Не весь. Но по-настоящему.

И этого было достаточно.

Прошёл год.

Весной Илья впервые за долгое время взял в руки кисточку. Когда-то он любил рисовать, но после аварии руки долго дрожали, а душа — не пускала. Но в этот день он просто сел у окна и начал с неба.

Он жил у Ольги. Мама больше не отходила от него, но делала это с нежной ненавязчивостью — как будто училась любить заново. Без ожиданий. Без условий. Просто — быть рядом.

Он вспоминал постепенно. Не всё. Многое так и осталось белыми пятнами. Настю он теперь вспоминал часто. Иногда плакал. Иногда разговаривал с её фотографией — тихо, по ночам. Ольга никогда не мешала.

Он снова начал жить.

Поступил в художественную школу для взрослых. Познакомился с ребятами, стал улыбаться чаще. И однажды, в день рождения Насти, нарисовал её. Из памяти, из обрывков снов. С улыбкой и в голубом платье, которое Ольга хранила в шкафу всё это время.

— Она здесь, — сказал он, протягивая рисунок матери. — С нами.

Ольга заплакала. Не от боли, а от того, что внутри, наконец, стало светло.

Летом они поехали на море — туда, где раньше были вместе, когда он был ещё подростком. Сидели на берегу, смотрели на волны.

— Ты знаешь, — сказал он, — если бы ты тогда не приехала, если бы не взяла меня за руку… я бы, наверное, никогда не вернулся. Даже если бы жил.

Она взяла его ладонь.
— Ты вернулся. Это всё, что важно.

Илья улыбнулся. В его глазах теперь было всё: прошлое, настоящее, и даже — немного будущего.
— Я тебя помню, мама. Помню по-настоящему.

Слёзы навернулись сами.
Но теперь это были слёзы не боли, а тихой, глубокой благодарности за то, что любовь — сильнее времени, трагедий и даже смерти.