Долгие годы обманывал жену, а в её последние минуты отчаянно молил о прощении
Витя, тогда ещё зовущейся всеми просто «Витюшей», никак не думал, что в шестьдесят пять лет будет нестерпимо рыдать, словно беспомощный ребёнок. Но теперь он стоял на коленях у кровати Людмилы — жены, с которой прожил долгую, на первый взгляд спокойную жизнь. Она уходила от него — быстро, беспощадно, словно ветер, сметающий всё на своём пути. Врачи не оставили надежд: рак поджелудочной, слишком поздно обнаруженный, слишком агрессивный.
За десять лет до этого от того же диагноза сгорела её сестра-близняшка, Зоя. Видимо, судьба прошлась по этой семье тяжёлой поступью. Пока Людмила была в сознании, она лишь изредка подавала признаки боли, но последние дни сознание всё чаще ускользало, а витавшая в комнате безысходность казалась невыносимой.
— Милая моя, как же я виноват… — шептал Виктор, беспрерывно прижимая её холодеющую ладонь к своей груди. Он заходился в надрывных рыданиях, не в силах остановить слова, которые рвались, как поток: — Не уходи, родная… Ты мне жизнь подарила, а я…
Дальше горло сжималось судорогой, и только сдавленный стон вырывался из его рта. Лицо у Людмилы было бледным, взгляд её был направлен куда-то вглубь собственного мучительного сумрака. Виктор не знал, слышит ли она вообще его отчаянные мольбы.
Они были почти ровесниками, Людмила на год младше. Познакомились в середине семидесятых, когда оба приехали из деревень учиться в техникуме в большом городе. Поселились в студенческом общежитии. Считалось тогда нормой: если у всех вокруг появляются пары, то лучше не выделяться и «устраивать» жизнь рано. Да и молодость была кипучей — гормоны, искры, юношеские мечты…
Витюша, вернувшийся из армии, сразу поступил на вечернее отделение политеха, а Людмила работать пошла — сперва на завод, а потом стала раскрываться в роли отменной хозяйки. Её мать сызмальства приучила дочерей к порядку, умению готовить и вести дом — кажется, в этом и состояла её главная радость. Виктор (тогда ещё Витюша) уважал свою тёщу за то, что воспитала таких рукодельных дочерей, и жену за умение создавать уют. Дом всегда благоухал пирогами, борщами, закрутками из деревенских овощей.
Молодой муж тем временем поднимался по карьерной лестнице. Он оказался толковым, дисциплинированным, не пьющим, зато весьма хватким: быстро дорос до начальника цеха, а затем и до руководящей должности на заводе. Теперь все звали его уже не Витюшей, а Виктором Николаевичем. Появились двое детей — сначала дочь Галя, затем сын Женя. Сначала жили в семейном блоке общежития, но вскоре Виктору Николаевичу дали просторную «трёшку» в новом районе. И вроде бы всё шло хорошо: достаток, взаимное уважение.
Однако с годами Виктор начал понимать, насколько они с Людмилой разные. Он увлёкся чтением, научными статьями, мечтал о путешествиях, постепенно вырастал из узкого круга заводских будней. А Людмила не менялась: ей был мил деревенский огород, помощь родственникам, телесериалы да покупки на рынке. Когда она часами рассказывала о каких-то мелочах, Виктору становилось тягостно. Он словно упирался в стену, отделяющую его от жены. И однажды в его сердце вспыхнула любовь — яркая, необъяснимая.
Ей было двадцать два, когда Виктору перевалило за сорок. Её звали Арина. Она работала в его отделе сбыта и показалась ему чудом: энергичная, умная, с лучистыми глазами. Арина влюбилась ответно, не раздумывая о том, что мужчина сильно старше, да ещё и женат. Они были счастливы вместе, тайно ходили в кино, гуляли в парке, а вечерами он возвращался домой, чувствуя себя последним негодяем. Но как решиться разорвать семью? У него же дети, репутация…
Так прошёл десяток лет. Арина верила, что однажды он всё же решится. Он не решился. А она всё ждала, старея душой, всё реже улыбаясь. Попыталась забеременеть, но Виктор наотрез отказался признавать ребёнка на стороне. Дочка Галя уже сама вышла замуж, внука родила. Какой скандал был бы в семье, узнай все о тайной пассии Виктора! Он всё откладывал решение, но оно пришло само собой: Арина собралась и уехала работать к тётке в Испанию. Виктор Николаевич не верил до последнего, что она уйдёт. Ан нет. Даже в аэропорту, когда она сжимала билет дрожащими руками, он не нашёл в себе силы сказать: «Не уезжай».
Оставшись без Арины, Виктор почувствовал пустоту, но вскоре захлестнули 90-е. Нужно было осваивать бизнес — мозг переключался на совершенно другие задачи. Людмила жила по-прежнему, погрузившись в свою обыденность и хозяйственные хлопоты. А потом настигла болезнь.
В тот день Людмила потеряла сознание у плиты. «Скорая» обнаружила у неё страшный рак поджелудочной. Врачи говорили о не более чем годе жизни, но она продержалась почти два, как когда-то её сестра-близнец Зоя. Виктор Николаевич тогда бросил всё, передал бразды управления делами сыну, сутками сидел у постели жены, возил на консультации к лучшим специалистам. Две операции, несколько курсов химиотерапии — всё безрезультатно.
Перед самой кончиной она вдруг резко задышала, вскинув голову:
— Витя… Помоги…
Его сердце сжалось, он обнял её, она уже не слышала и уходила опять в забытие. Виктор Николаевич разрывался от чувства вины, слёзы застилали ему глаза, и он повторял какие-то бормотания: «Как жить без тебя? Как же я не ценил тебя…»
Прошёл год. Ольги нет. Он часто приезжает на кладбище, сажает цветы, разговаривает с ней, прося о прощении. Арина издалека иногда звонит, они дружески общаются. У неё нет ни детей, ни мужа: попробовала — не понравилось. Он остался с детьми, внуками, да скоро и правнуки пойдут. Но больше нет рядом той женщины, которую он, оказывается, любил всей душой — не одевался, не рисовался, не льстил ей словами, а просто жил рядом, принимая её хозяйственный вклад как должное и уставая от её разговоров.
Теперь, клацая ключами у дверей пустой квартиры, Виктор Николаевич часто думает: «Если бы я мог всё вернуть…» Но вернуть ничего нельзя. Он поздно понял, что настоящая любовь не всегда бурлит страстями и романтическими признаниями. Порой она живёт в запахе пирогов, в стиранных рубашках, в молчаливой поддержке и понимании. И когда он это осознал, исправить уже ничего не оставалось — лишь молиться у холодной плиты над её могилой и шёпотом признаваться, как он её любил.
Это откровение стало его вечным наказанием