Рожай в канаве!

Валя стояла у двери, сжимая живот, а мать кричала так, что слышала вся улица:

— Рожай в канаве, если такая умная!

Дождь бил по крыше, в луже отражались темные окна родного дома. Она не умоляла, не плакала. Просто повернулась и ушла.

Пять лет спустя Валентина вошла в комнату дома престарелых. Старая женщина у окна медленно повернула голову.

— Кто вы? — слабым голосом спросила мать.

— Медсестра. Зовите меня Валя, — ответила женщина и поправила одеяло на ногах пациентки.

В углу комнаты играла маленькая девочка. Ее звонкий смех заполнял пространство, отгоняя тишину, как когда-то Валин плач у порога.

Старуха смотрела на медсестру долго, словно пытаясь вспомнить. Лицо казалось ей смутно знакомым, но память не давала ответа.

— У вас красивые глаза, — наконец пробормотала она. — Такие же были у моей дочери…

Валя опустила взгляд, но ничего не ответила. Вместо этого подошла к девочке, погладила ее по светлым волосам и мягко сказала:

— Пора домой, милая.

— Кто это? — неожиданно спросила мать, кивнув на ребенка.

— Это моя дочь, — спокойно ответила Валентина.

Старуха вздрогнула. Глаза ее широко раскрылись, а дыхание сбилось. Она всматривалась в лицо женщины перед собой, пока правда не пронзила ее, как удар молнии.

— Валька?.. — едва слышно выдохнула она.

Но Валя уже помогала девочке надеть куртку.

— Нам пора, — тихо сказала она, направляясь к двери.

— Подожди… — дрожащим голосом произнесла мать.

Валя обернулась, но в глазах не было ни злобы, ни боли — только усталая пустота.

— Я давно простила вас, — наконец сказала она. — Но мы чужие друг другу.

Девочка потянула ее за руку, и Валя, не оглядываясь, вышла.

А в комнате осталась одинокая старая женщина, которая, наконец, вспомнила, что когда-то кричала своей дочери:

— Рожай в канаве!

И только сейчас она поняла, что сделала.

Старуха долго сидела неподвижно, слушая, как за дверью стихают шаги. В груди что-то скреблось, словно загнанный зверь. Она подняла дрожащую руку к лицу и почувствовала — щеки мокрые.

— Господи… — только и смогла прошептать она.

Она ведь действительно не помнила. Годы стерли многое, но теперь… теперь все обрушилось на нее разом.

Вспомнилась та ночь. Дождь. Громкие, полные презрения слова, которые она бросила дочери. И как та ушла, даже не оглянувшись.

А теперь Валя пришла. Живая. Сильная. Со своей дочерью.

— Валь… — мать попыталась встать, но ноги не слушались.

Она была стара, слаба, а главное — ненужна.

Валя сжимала руку своей девочки, выходя из здания. Сердце было тяжелым, но слез не было. Они закончились еще тогда, в ту дождливую ночь.

— Мама, а кто эта бабушка? — спросила дочка.

Валя остановилась. Посмотрела на ребенка, потом на серые стены дома престарелых.

— Просто старый человек, которому больше некого ждать.

Девочка кивнула, но, кажется, не до конца поняла.

— А если она будет ждать нас?

Валя медленно выдохнула. Она не собиралась возвращаться. Но почему-то образ одинокой старухи, сидящей в пустой комнате, не давал покоя.

— Посмотрим, милая, — тихо сказала она.

И они пошли дальше. В ночь. В свою новую жизнь.

Прошлое, которое не отпускает

На следующий день Валентина снова пришла в дом престарелых. Не для матери. Для себя.

Она думала, что простила. Думала, что прошлое закрыто. Но в ту ночь, когда она уложила дочь спать, сердце сжималось странной болью.

Теперь она стояла перед дверью комнаты и не могла нажать на ручку.

— Опять вы? — раздался голос медсестры. — Ваша мама всю ночь не спала, все звала какую-то Валю.

Валя резко вдохнула, словно ее ударили.

— Она… в порядке?

— Физически — да, но… — медсестра пожала плечами. — Думаю, она ждет вас.

Валя кивнула и толкнула дверь.

Старуха сидела у окна, сгорбившись, как засохшая ветка.

— Ты пришла… — с трудом прошептала она.

— Просто проверить, как вы, — ответила Валя.

— Валя…

Она замолчала. В глазах — растерянность, страх, ожидание чего-то страшного.

— Почему ты здесь? Ты же ненавидишь меня…

Валя опустила взгляд.

— Я не знаю.

Мать кивнула, понимая.

— Знаешь… я часто думаю о той ночи. — Голос старухи стал тише. — Тогда мне казалось, что я права. Что делаю лучше для тебя. Жестко, но правильно. А потом я жила… как будто этого не было. Гнала мысли. А теперь… я бы все отдала, чтобы вернуть тот вечер.

Валя молчала.

— Ты была хорошей дочерью, — продолжала старуха. — А я… я была плохой матерью.

Старые пальцы сжались на подлокотнике.

— Мне страшно, Валь… Я боюсь умирать одной.

Валя сжала кулаки. Все эти слова… слишком поздно.

— Я больше не ваша дочь, — наконец сказала она.

Мать закусила губу, кивнула.

— Понимаю…

Валя снова посмотрела на нее. Слабая, потерянная, не та женщина, которая когда-то выгнала ее под дождь. Теперь она выглядела так, словно весь мир ее бросил.

И Валя вдруг подумала: что бы она сама почувствовала, окажись на месте этой старухи?

Она вздохнула.

— Но если вам будет плохо, я приду.

Глаза матери наполнились слезами.

— Спасибо…

Это было не прощение. Но, возможно, начало чего-то нового.

Дом, который еще можно вернуть

Прошла неделя.

Валя не знала, почему снова пришла в дом престарелых. Наверное, из-за ночных мыслей, которые не давали ей покоя. Из-за воспоминаний, которые не отпускали.

Или, может, из-за того, как ее дочь спросила вчера перед сном:

— Мам, а у меня есть бабушка?

Валя тогда не нашла, что ответить.

А теперь она стояла у той же двери и смотрела на старую женщину у окна.

— Собирайтесь, — тихо сказала она.

Мать медленно повернулась.

— Что?

— Я забираю вас.

Старуха моргнула, не веря.

— Но… я думала, ты…

— Я думала тоже. Думала, что все забыто, что ничего нельзя вернуть. Но у меня есть дочь. И она не должна расти без бабушки.

Старые глаза наполнились слезами.

— Валя…

— Не надо слов. Просто собирайтесь.

Когда они пришли домой, девочка сразу кинулась к бабушке, словно ждала ее всю жизнь.

— Ты будешь с нами?

— Если мама разрешит… — прошептала старуха.

Валя вздохнула.

— Будешь.

Бабушка села на диван, осторожно, будто боялась, что сон развеется.

А потом, через много лет, впервые улыбнулась.