Не желая возиться с падчерицей, невеста наняла няней бродяжку. А когда бизнесмен вернулся из командировки… Пятая часть.

Федор сидел за столом, грея в руках кружку с остывшим чаем. Он смотрел в окно, словно пытался найти там начало своей истории. Он только что услышал историю Игоря, произошедшую за последние пару дней, и пребывал в каком-то странном анабиозе, время от времени лишь тяжело вздыхая. Игорь молчал, не торопя старика. В доме было тихо, только печь иногда потрескивала.

— Катя… — наконец начал Федор, не глядя на собеседника, — она моя внучка.

Игорь чуть кивнул, хотя это заявление уже само по себе многое объясняло.

— Моя дочка Люба, ее мама, умерла, когда Катюша была еще маленькой. Она свою маму даже не помнила, — продолжил старик, глядя на деревянный стол, — а отца Кати, еще как он узнал о ее беременности Любаши, и след простыл. Поэтому у Катюши больше никого кроме меня не осталось. А у меня никого кроме нее. Жену я потерял тоже достаточно рано, а потом как-то не вышло, занимался воспитанием дочки… позже внучки… А как видите, плохой с меня воспитатель… Не доглядел.

Он замолчал, снова отхлебнул чая, будто хотел прогнать горький вкус воспоминаний.

— После того, как Любочки не стало, Катя осталась со мной. Вся жизнь моя на ней сошлась. И больше всего я боялся, что она повторит судьбу своей матери. Что ее обманут, обрюхатят и бросят.

Он наконец поднял глаза на Игоря и слегка улыбнулся:

— Девочка она хорошая. Талантливая, умная, хваткая. Танцевала, рисовала, языки учила. Но, сам понимаешь, один воспитывал — где-то строгим был, где-то, может, перегнул.

Игорь молча слушал. В этом рассказе было что-то, что не требовало лишних слов. Игорь сам не раз думал о том, как будет, когда Валя станет постарше и за ней начнут ухажеры ходить.

— Я ее… опекал, как мог, — продолжал Федор, — видимо, в какой-то момент моя опека ее стала душить. Ей стало тесно со мной тут. Птенец вырос и хотел вылететь из гнезда. А я так боялся этого дня, что даже представить себе не мог, как это… отпустить ее в свободное плаванье. Она это понимала, поэтому решила схитрить. Договорилась о том, чтобы ее записали в общежитие. Я узнал случайно, увидел фотографии, которые она распечатала для проходного билета. Она — девка видная, красотой в свою мать пошла. За ней еще со средней школы хвостами виляли парнишки. Гонял чуть ли не каждый день от забора. А тут она решила от меня подальше. И еще куда? В общежитие. То я не знаю, что студенты в этих общежитиях делают, — он усмехнулся, но в этом смехе не было радости.

— Ничего необычного, если голова есть на плечах— спокойно ответил Игорь, — я вот в общежитие свою покойную жену встретил.

Старик снова замолчал, и в комнате повисла пауза.

— А потом что случилось? — мягко спросил Игорь.

— Мы в поезд сели. Я в тот день на конференцию ехал, она со мной поехала. И там разругались. Так ставить упор даже ее мать не умела. Катя тихая, но характер у нее есть. И если стоит на своем, то до конца. А я принимать этого ну никак не хотел. Настолько не хотел, что позволил себе на эмоции: схватил документы, которые она взяла с собой, чтобы занести на кафедру для прописки в общежитие и разорвал, — Федор покачал головой, словно вновь переживал то же, что и в тот день, — я ведь не думал, что она…

— И? — спросил Игорь.

— И на одной из остановок она сошла, — ответил старик, глядя прямо перед собой, — а я не заметил. Думал, просто в туалет вышла. А потом вот записку увидел.

Он потянулся к шкафу, достал из стопки блокнот и аккуратно вынул оттуда сложенный листок бумаги. Положил его на стол перед Игорем.

— Записку оставила: “Тебе пора смириться с тем, что я уже выросла. Не звони мне, я позвоню сама, когда посчитаю нужным”.

Игорь развернул бумагу. Почерк был женский, аккуратный. Он перечитал написанное дважды.

— И вы ждали?, чтобы она сама позвонила — спросил он тихо.

Федор усмехнулся, но улыбка вышла печальной.

— Конечно, ждал. Потом все-таки не выдержал и сам позвонил. Но абонент был недоступен.Все думал: может, вернется. Может, передумает. Подумал, что может у подружек перекантоваться решила, так как в общежитии так и не появилась. Думал, что решила пока не заселяться.

Он замолчал, потом добавил уже тише:

— Потом перестал звонить, но ждать не перестал. Куда уж теперь.

Игорь кивнул. Все было просто, понятно и грустно. Он мог представить, как старик набирает номер, слушает гудки, и потом просто откладывает телефон в ожидании следующего дня.

— Где моя внучка сейчас? — спросил Федор, взглянув прямо на Игоря, — мне нужно ее увидеть. Поговорить с ней нормально. Бедная моя девочка… Дай бог, чтобы она вспомнила все…

Игорь ответил не сразу. Он понимал, что этот разговор был больше, чем просто словами. Теперь он не мог оставить старика без ответа:

— Я привезу ее вечером, но мне нужно будет с ней тоже поговорить и объяснить все, если вы понимаете о чем я.

Федор закивал головой:

— Конечно, конечно! Ей сейчас больше стресса не нужно. Она итак пережила достаточно…

Игорь вернулся домой, поговорил с Катей, рассказал ей о том, что у нее есть семья, что ее дедушка очень ее ждет и хочет увидеть. Они собрались все вместе, прихватив маленькую Валю, которая никак не могла расстаться с няней. Пока они ехали, в машине стояла напряженная тишина: Катя сидела на заднем сиденье, сжавшись в комок, и молча смотрела в окно. Валя, сидевшая рядом с ней, украдкой поглядывала на девушку, будто хотела что-то спросить, но не решалась.

Игорь сосредоточенно вел машину, стараясь не обращать внимания на гнетущую атмосферу. Он знал, что Катя нервничала, это было заметно по тому, как она теребила рукав пальто.

Когда они подъехали к дому, Катя подняла глаза. Это был уютный деревянный дом с покатой крышей, обрамленный деревьями. Он выглядел так, словно всегда ждал гостей, но сейчас внушал Кате страх. Она глубоко вздохнула, но не сдвинулась с места.

— Приехали, — сказал Игорь, глуша двигатель.

Катя кивнула, но ее руки сжались крепче.

— Может, я останусь в машине? — тихо спросила она, не отводя взгляда от дома.

— Нет, — вмешалась Валя, не давая Игорю ответить, — надо же встретиться. Он же тебя ждал.

Катя не ответила. Ее дыхание стало чуть заметно чаще, но она все-таки распахнула дверцу и вышла, сжимая руки в кулаки.

Федор открыл дверь еще до того, как они подошли к крыльцу. Он стоял на пороге, высокий и крепкий для своих лет, в вязаном свитере, с глубокими морщинами на лбу. Он сразу заметил Катю и застыл.

— Катюша моя…  — выдохнул он.

Девушка замерла на месте, словно боялась сделать шаг. Несколько секунд они просто смотрели друг на друга. В глазах Федора читались сомнения, боль и удивление, будто он не верил своим глазам.

— Дедушка… — прошептала Катя, голос ее дрогнул, — она узнала старика.

Словно что-то внутри него сломалось, Федор сделал шаг вперед, раскинув руки. Катя бросилась к нему, уткнулась лицом в его плечо и разрыдалась.

— Дедушка, прости меня! — всхлипывала она, цепляясь за его свитер.

Федор молчал, только крепко обнял ее, сжимая так, будто боялся снова потерять. Его подбородок слегка дрожал, но он не давал себе разрыдаться.

— Вспомнила! Родная моя… — тихо произнес он, — слава Богу.

Игорь и Валя стояли в стороне, давая им возможность поговорить. Катя всхлипывала, а Федор гладил ее по голове, как когда-то давно, когда она была ребенком.

— Я так переживал, места себе не находил, — сказал он, наконец обретя голос, — ты помнишь, что произошло после того, как мы поругались?

Катя чуть отстранилась, чтобы посмотреть ему в лицо.

— Я все вспомнила, — сказала она тихо, но твердо, — все, дедушка.

Ее глаза снова наполнились слезами, но теперь это были слезы облегчения.

Они прошли все вместе в дом. В теплой кухне пахло деревом, свежезаваренным чаем и яблоками. За столом сидели все четверо: Федор, Катя, Игорь и Валя. Катя держала в руках кружку с чаем, но почти не пила — взгляд ее был прикован к столешнице, а плечи чуть приподняты, как у человека, готовящегося к чему-то сложному.

Федор наблюдал за ней с мягким, но настороженным выражением, не торопя. Он знал: что бы она ни рассказала, ему нужно будет просто выслушать. Он не будет ее осуждать или ругать. Что сделано, то сделано. Оба дров наломали.

— Я начала вспоминать отрывками, уже сейчас, когда ехала… — начала Катя. Ее голос звучал неуверенно, но слова были четкими, — а когда увидела тебя, так будто завеса упала.

Федор кивнул, подбадривая ее.

— Я ушла, потому что хотела… ну, ты знаешь. Хотела доказать, что могу сама. Что я взрослая, — она вздохнула, пытаясь найти правильные слова, — я оставила записку, после чего сошла на одной из остановок.

Федор молча слушал, но его взгляд становился все печальнее.

— Потом я пошла на вокзал, купила билет, но… не уехала, — продолжала Катя, — я хотела вернуться. Испугалась, что сделала глупость.

Она замолчала, глядя на свои руки, а потом добавила:

— Я зашла в кафешку на вокзале. Там был мужчина… Он сел рядом, спросил, все ли у меня в порядке. У него был спокойный голос, он показался мне… надежным. Он угостил меня соком.

На этом месте Федор нахмурился, но не стал ее перебивать.

— А потом я потеряла сознание, — сказала Катя, ее голос стал тише, — даже не поняла когда и как, очнулась где-то в кустах, недалеко от вокзала. Без сумки, без телефона. Ничего не осталось.

Игорь нахмурился, чувствуя, как внутри все сжимается.

— Скорее всего, он что-то подмешал в твой сок, — заметил он, — ограбил тебя. И, честно, тебе еще повезло. Я так понимаю, в больнице никаких…ну… не было отмечено ничего кроме сотрясения головы?

Катя чуть кивнула, соглашаясь, но ее глаза снова наполнились слезами.

— Я хотела вернуться к тебе, дедушка. Хотела сказать, что была неправа. Но вместо этого я оказалась… там. Без памяти, без денег, без документов.

Федор встал, подошел к ней и положил руку на ее плечо.

— Ты жива, — сказал он тихо, — все остальное неважно.

Катя всхлипнула, положив руку поверх его.

— Прости меня, дедушка, — прошептала она, глядя ему в глаза, — я так виновата перед тобой. Как я могла так поступить с тобой?

Федор, не отводя взгляда, ответил:

— Прости меня тоже, Катя. Я слишком тебя контролировал. Я думал, что защищаю тебя, а сам, наверное, передавил.

И в этот момент между ними, казалось, не осталось ни обид, ни недопонимания. Только теплое чувство, что семья снова вместе.

Катя и Федор сидели рядом за кухонным столом, молча обмениваясь взглядами. Слезы в их глазах уже высохли, но в воздухе все еще витали чувства: сожаление, облегчение и что-то вроде тихой радости. Валя, которая раньше старательно хранила молчание, наконец не выдержала и нарушила тишину.

— Ну, вы же теперь точно не поссоритесь больше? — спросила она, глядя то на Катю, то на Федора.

Катя невольно улыбнулась, чуть склонив голову к плечу.

— Нет, я точно больше не буду делать таких глупостей, — сказала она, обращаясь скорее к себе, чем к Вале.

Федор усмехнулся, погладил внучку по голове и мягко ответил:

— А я постараюсь быть не таким… занудным, что ли.

— Ты точно постараешься? — с легкой иронией уточнила Катя, ее взгляд стал чуть более живым.

Федор развел руками, притворно обижаясь:

— Ты сомневаешься в своем старике?

— Сильно, — ответила Катя с коротким смехом.

Валя засмеялась первой, а потом смех подхватили и остальные. Это было легкое, теплое мгновение, которое казалось почти нереальным после всего, что произошло.

— Знаете, что я думаю? — сказал Игорь, поднимаясь из-за стола, — самое время сделать чай покрепче. И чтобы с пирогом.

— О, пирог, — оживилась Валя, — это вы Катю научили печь такие вкусные пироги, правда?

Федор усмехнулся:

— Ну, вообще, я больше по кашам мастер. Но моя покойная жена меня научила только одному рецепту, его я и передал внучке, это фирменный пирог… думаю, что-нибудь сообразим.

Катя вдруг встала, повернулась к деду и крепко его обняла.

— Спасибо, — тихо сказала она, — просто за то, что ты у меня есть.

Федор ответил не сразу, обнимая ее в ответ.

— Спасибо, что нашлась, Катя. И что напомнила мне, что вы все учимся всю свою жизнь. Ты — жить, я — отпускать.

Они улыбнулись друг другу, и на этом все, что было между ними, словно закрылось навсегда.

Обратно в машине ехали в спокойной, но слегка грустной тишине. Катя осталась с Федором, и Валя никак не могла смириться с этим. Она сидела на заднем сиденье, глядя на ускользающие за окном огоньки редких фонарей, и время от времени глубоко вздыхала.

— Ну что ты? — наконец спросил Игорь, бросив взгляд в зеркало заднего вида.

— Ничего, — буркнула Валя, но потом все-таки добавила, — просто жалко, что она осталась.

Игорь слегка улыбнулся, переключая передачи.

— У нее там дом, Валя. И дедушка, который ее очень любит. Она не могла остаться с нами.

— Но ведь с ней было так интересно, — сказала Валя, подперев подбородок рукой, — она к нам еще придет? Пожалуйста, пап!

— У тебя ведь тоже есть дедушка. Представь, если бы ты его оставила.

Валя вздохнула и пожала плечами.

— Ну да… Но все равно скучно будет.

Игорь замолчал, понимая, что спорить с дочкой бесполезно. Он знал, что она привыкнет. Дети всегда привязываются к тем, кто искренне с ними добр.

— Может, мы еще увидимся, — сказал он, чтобы ее успокоить.

— А когда? — спросила Валя, чуть повернув голову.

Игорь пожал плечами:

— Кто знает? Новый год — время чудес, говорят. Может попросим Катю остаться работать у нас няней…

Эти слова не слишком утешили Валю, но на ее лице мелькнула слабая улыбка. Она обхватила руками колени и уткнулась в них подбородком, задумавшись.

Тем временем за окном снова замелькал город. Дома, укрытые снегом, с гирляндами на фасадах, магазины с праздничными витринами — все напоминало, что праздник уже совсем близко. Игорь остановился у их дома, где во дворе все так же светилась наряженная елка.

— Ну вот, дома, — сказал он, выключая двигатель.

Валя соскочила с сиденья, захватив свой рюкзак, но перед тем как зайти в дом, остановилась у елки. Она посмотрела на нее, будто вспоминала, как они украшали ее вместе с Катей.

— Пап, — вдруг позвала она.

— Что? — Игорь закрыл машину и подошел к дочери.

— Ты же правда думаешь, что мы ее еще увидим?

Игорь задумался на мгновение, потом наклонился к дочке и сказал:

— Все возможно. Главное, чтобы мы этого хотели, и она сама, конечно же.

Валя кивнула, все еще глядя на елку. Ее маленькая ладонь скользнула в папину руку, и они вместе пошли к дому.

Дом Игоря и Вали к вечеру наполнился теплым светом гирлянд и запахом свежей выпечки. Валя настояла, чтобы они с отцом испекли печенье, как это делали раньше с мамой. Вся кухня была усыпана мукой, на столе красовались формочки для звездочек и снеговиков, а рядом лежала тарелка с готовыми пряниками, покрытыми разноцветной глазурью.

— Ну, по-моему, получилось неплохо, — сказала Валя, разглядывая свои карамельно-зеленые шедевры.

Игорь усмехнулся, вытирая руки полотенцем:

— Угу, особенно это — что у нас тут, снежинка с переломанными лучами?

Валя фыркнула и толкнула его локтем:

— Это просто я добавила немного… оригинальности.

Игорь рассмеялся, но потом посмотрел на дочь чуть серьезнее.

— Знаешь, ты здорово справилась, Валя. Все это время.

Она пожала плечами, поправляя свои украшения на печенье.

— Это ты здорово справился, — ответила она, — особенно с Катей.

На этом они оба замолчали, погруженные в свои мысли. Каждый по-своему думал о том, как быстро все изменилось за последние дни.

Валя вдруг подняла голову:

— Папа, а можно… ну, хотя бы написать Кате? Поздравить ее с Новым годом?

Игорь задумался, а потом кивнул:

— Думаю, она будет рада.

Лицо девочки просветлело, и она с энтузиазмом побежала за блокнотом и цветными ручками, чтобы написать поздравление. Игорь же остался на кухне, убирая остатки их творчества.

Он посмотрел в окно: во дворе светилась их елка, искры гирлянды переливались в снегу. За эти дни многое стало на свои места. Ему казалось, что даже Валя стала немного взрослее — не из-за событий, а потому что училась принимать все, что приносила жизнь.

— Все-таки Новый год — это не только про праздники, — тихо сказал он себе под нос, улыбнувшись.

Из гостиной послышался голос Вали:

— Пап, ты когда там закончишь? Я хочу, чтобы ты первым прочитал мое письмо Кате!

— Уже иду, — ответил он, выключая свет на кухне, — обязательно напиши от кого.

Дом наполнился ощущением тепла и надежды — идеального фона для встречи Нового года…